Александра Григорьевна не
боится ходить одна. То есть, она,
конечно, боится, особенно сейчас,
когда, как говорят, в лесах
свирепствует маньяк… Боится, но ей
удается быть сильнее своего страха,
она верит, что сможет постоять за
себя.
У нее ведь - огород, и за ним, кроме
нее, ухаживать некому, она ведь
живет одна. А кроме того, она еще
любит грибы собирать. Есть их она
тоже, наверное, любит, но собирать
их она любит гораздо больше. То
есть иногда ей просто не терпится,
она просто сама не своя, тогда она
скорее берет сумку, пакеты, ножик и
едет в лес. Уже на пенсии она, так
что выходных ждать не обязательно.
В будние дни, конечно, народу в лесу
меньше, страшнее, значит. Но она все
равно едет.
Обычно на сто двадцать шестом -
через Басандайку. Просит
остановить у поворота к «Ветерану»
и идет себе дальше. Хотя нередко
она едет куда-нибудь в другое место.
Скажем, сто тридцатым за маслятами
в Тимирязево. А то и электричкой
куда-нибудь до Петухова доедет
Идет она себе по тропинке, в сумке
уже полно моховиков свежих,
сыроежки есть, несколько валухов
крепких, совсем не червивых даже.
Солнышко ей светит, ветерок слегка
листьями березовыми шуршит, но все
же думается как-то - «встречу кого-нибудь
или не встречу, а встречу если, то
кого». Рассказывают-то страшное.
Находят в лесах, в полях людей, то
есть, не людей уже, а то, что
осталось от них. Маньяк, говорят,
завелся. Женщин молодых убивает. И
не только женщин. Но она ему так
просто не дастся. Маньяк - он же
умом хворый и телом хилый, так что
она за себя постоять сможет. Верит
в это она крепко. Еще по девичеству
был у нее такой один случай.
Приставал парень один, знакомый
вроде. Так она ему дала так, что он
потом за две версты ее обходил. А
свои девчонки «бешеной» прозвали.
Сашка бешеная. Уважали, однако.
Идет себе она среди колосьев каких-то,
по тропинке, ногами убитой плотно -
часто, видать, ходят по ней через
поле. Ветерок легкий в спину,
хорошо. Опушка леса справа видна,
слева - пригорки какие-то до самого
горизонта. То есть поле неровное
такое, что даже непонятно, как по
нему машины ездят, впору бы даже
бульдозер какой-нибудь взять, да
слегка и выровнять.
Ветер шелестит тихо, неслышно
почти, но вдруг Александра
Григорьевна вздрагивает и
останавливается. Звук -резкий и
непонятный. С холодом и дрожью во
всем теле она поворачивается и
оглядывается. Нет никого, только
вдалеке летит большая черная птица.
Она корит себя - задумалась,
размечталась, а в это время к ней
подкрасться можно было, и не
заметила бы даже. Нет, надо
осторожнее быть, бдительнее, а то
мало ли что. Как говорят,
береженого бог бережет… От
племянника внучатого она слышала и
продолжение поговорки - а не
береженого милиция стережет. Ох уж
молодежь эта… Впрочем, она вся -
внимание, она бдит.
Там, вдоль опушки, в тени, движется
человек в яркой спортивной куртке,
красной с синими вставками. Тут ей
становится холодно. «Маньяк,» -
думает Александра Григорьевна.
Какое-то необъяснимое чувство
говорит ей, что это именно он. И
чего бы ей дома не сиделось, или на
огород не ехалось… Нет, нужно же
было поехать именно за грибами и
именно сюда. Страшно. Вдруг ей
представляется, как она будет
лежать совсем уже мертвая и
холодная. Не здесь, среди поля, а
где-нибудь в секционном зале. Плита
серая, мраморная, в изголовье кран
никелированный белый, вода
холодная по канавкам бежит, а она
лежит себе вся голая перед
посторонними взглядами, и все-то у
нее поразрезано… Как-то занесла ее
нелегкая в анатомку, дело какое-то
было. Так уж понасмотрелась, до сих
пор перед глазами стоит. Страшно.
Она сует руку в карман своей
выгоревшей на солнце брезентовой
куртки. Ножик на месте. Тут за
соломинку хвататься впору, а это
все-таки ножик, им хоть припугнуть
можно. Так просто она не дастся. Не
на ту напали. Она продолжает идти
по тропинке, стараясь не подать
вида, что ей страшно. Маньяк, он же
почувствует страх. Главное - не
подать вида. Она продолжает идти по
тропинке, тропинка же идет
наискось через поле к опушке,
человек в спортивной куртке идет
обочь поля в ту же сторону. Он все
ближе, и тут Александра
Григорьевна видит, что рядом с ним
бежит рыжая лохматая собака. Ее
охватывает такое облегчение…
Маньяки, ну разве они ходят с
собаками. Они где-нибудь в лесу
прячутся, где им не то что собаку
накормить, самим есть нечего.
Пронесло, не маньяк это.
Словно на крыльях, не чувствуя ни
земли, ни своего тела, она
перемещается к опушке, туда, где
тропа полевая переходит в тропу
лесную. Тут она останавливается и
оглядывается. Человек уже совсем
близко. Теперь она видит, что это
женщина, даже девушка. И не боится
ведь одна в такое время ходить!
Конечно, собака у нее, но все-таки…
Да и собака не такая уж грозная с
виду. Морда острая, на лису похожа,
колли называется, что ли…
Теперь и девушка смотрит на
Александру Григорьевну. Смотрит
пристально и идти вперед
продолжает. Осталось совсем
немного уже. Тут у нее возникает
нехорошее предчувствие, ощущение
нехорошее где-то в животе. А чего
это она тут ходит? Что ей тут надо?
Зачем она смотрит? Ей шагов восемь
осталось уже. Тут у Александры
Григорьевны возникает озарение - а
что если это сообщница… Лицо у нее
неприятное какое-то, волосы
пергидролью выбелены, да и одета
как-то странно. «Переодета,» -
всплывает вдруг в мозгу Александры
Григорьевны. Надо отвлечь внимание,
сбить с толку…
- У вас такая собака большая, можно
я с вами пойду. - Показать, что не
боится ее. И причины, причины:
- А то ко мне какой-то мужчина
страшный привязался. Где? Отстал,
но ведь догнать может снова. А с
собакой совсем не страшно.
Но верить ей нельзя. Вот она -
слушает, сочувствует вроде бы, но
что там в голове у нее. Куда смотрит,
кто там в кустах, куда смотрит, что
в кустах там, куда смотрит, куда
смотрит, страшно как, куда смотрит,
что там в кустах шевелится, куда,
куда, куда, и туда, и сюда, куда, куда…
Александра Григорьевна
окончательно пришла в себя после
пережитого ужаса только у ручья.
Она увидела, что сидит на корточках
на мягком торфянистом берегу, ноги
уже погрузились в черную грязь на
несколько сантиметров. Сумка с
грибами стоит рядом, а руки ее
отмывают в чистой холодной воде
грибной ножик. Он уже совсем чистый,
но только под ногтями и на обшлагах
куртки остается красное. Ничего,
это все можно замыть, вот у нее в
кармашке сумки есть щеточка.
Потом она находит на бережку место
потверже, дернину, и отмывает
сапожки. Совсем как новые. Теперь
на душе у нее спокойно и легко.
Отстояла себя. Не поддалась.
А ведь сколько ей в жизни пытались
навязать. И ведь еще за добрых себя
выдавали. Вот Митька Малиновский,
гад. Давно было, тогда еще только
Гагарин полетел, а как сейчас
помнится. На мотоцикле ее катал гад.
В Анжерке было дело, она к
родителям приезжала, а он, гад, за
ней ухаживать. Шурочка-Шурочка…
Вечер, сумерки уже, а он говорит - у
меня зрение как у кошки, ночью как
днем вижу. Никтолопия, мол,
называется. Остолопия. Поехали. Она
сзади сидит, за поясницу его
ухватилась, ветер навстречу, в
глаза хлещет, она и не видит ничего
почти, щурится, лицо прячет.
Мотоцикл дергается, прыгает, как
козел, дорога неровная, слева-справа
домики одноэтажные мелькают. Вдруг
поворот, толчок, полет, легкость
необыкновенная и удар…
Вновь он открыла глаза уже в
больнице. Все как в полусне, в
тумане, не знала толком, что на
самом деле творится, а что только
грезится ей. Да что там - себя
толком не помнила, кто она и откуда.
Потом уже рассказали, что он, гад,
отделался легким испугом, даже
мотоцикл починил свой, а вот у нее
оказалась пробита голова и все
правое бедро распорото, едва ли не
до кости. Чудом выжила. Только
припадки начались, так что ее после
хирургии в психобольницу отвезли.
Доктор в Анжерке сказал - эпилепсия,
кранты, мол. Впрочем, полежала она в
Бору, наблюдали за ней, а припадков-то
больше не было. Хоть тут ей повезло,
не стала инвалидом, выписали с
диагнозом «остаточные явления
после СГМ».
И ведь потом, больницы после,
предлагал замуж за него выходить.
Совесть одолела, что ли, вину хотел
искупить, никтолоп-остолоп… И в
больнице навещал, и в Бор к ней
приезжал. Жених… Сначала
покалечить, а потом… Гад, гад и
трижды гад.
Александра Григорьевна
возвращается в город. За окном
автобуса мелькают деревья, дощатые
домишки, дачи из белого и красного
кирпича. Жалко, что женщина
оказалось маньячкой. Впрочем, на
этот раз ей не повезло с жертвой,
слишком она оказалась
неподатливой. Везет Александре
Григорьевне на маньяков - стоит
выйти в лес, как попадается какой-нибудь.
Что ж, она, хоть и женщина немолодая
уже, и силой-ростом небольшая,
работает куда лучше милиции - та до
сих пор никого поймать не может, а
от Александры Григорьевны ни один
маньяк не ушел, спасибо смекалке да
острому ножичку.
Тепло у нее на душе, теперь можно
дома посидеть, отдохнуть от тревог.
Но Александра Григорьевна знает -
пройдет неделя ли, месяц ли, и снова
ее потянет по грузди да опята идти.
Любовь к природе - великая сила.